На войне. В плену (сборник) - Александр Успенский

Наш полк, в составе своей 27‑й дивизии, сначала воевал на юго-западном фронте, в районе Холмской губернии, занимая позиции Грубешов – Тихобуж, где полк несколько раз ходил в контратаку. При отходе русских армий из Галиции, когда артиллерия, за неимением снарядов, почти не стреляла, все отступление геройски вынесла на себе русская пехота.

Теперь, когда я пишу эти строки, уже известно, что выдающиеся мировые авторитеты признали, что в 1915 году русская армия была союзниками предоставлена самой себе. Вот, например, что пишет в очередном отрывке своих мемуаров («Воспоминания о войне») Ллойд-Джордж об этой роковой ошибке союзников («Литовский Голос» 6.VI. 1933 г. Лондон V.6):

«В то время как летом 1915 года русские армии подвергались сокрушительным ударам германской артиллерии и не могли ей противопоставить надлежащей защиты, французская армия накопляла снаряды, как будто это были золотые франки, и с гордостью указывала на гигантские склады в тылу своего фронта. Это было роковой ошибкой. Каждый раз, как из России приходили требования о помощи снабжением, французские и английские генералы отвечали, что им самим едва хватает снарядов. Однако на германском западном фронте дождь тяжелых снарядов оказывался бессильным перед бронированными катакомбами. Битвы под Лоосом, в Артау и в Шампани стоили бесчисленных бесплодных жертв. Они не привели к освобождению Франции и не помогли России.

Если бы мы отправили на русский фронт хотя бы половину снарядов, расточенных в этих бесплодных боях, и одну пятую тех пушек, из которых они выпускались, не только разгром России был бы предотвращен, но Германия понесла бы такое поражение, перед которым овладение несколькими квадратными километрами обагренной кровью французской земли казалось бы совершенно ничтожным.

Русская армия проявила в трудных условиях огромную устойчивость, а русское командование проявило большое умение. Все обходные маневры германских полководцев были расстроены, и русские армии ускользнули от окружения. Они не были побеждены более совершенными войсками – они только не имели возможности померяться силами, так как не обладали достаточным количеством дальнобойных орудий и пулеметов.

Союзники могли этому помочь. Вместо этого они предоставили Россию ее собственной судьбе и тем породили и балканскую трагедию, которая имела такое влияние на продолжительность войны».

Из писем уфимца поручика Кияшкина узнали мы о геройском подвиге одной сестры милосердия. У местечка Логишин на Огинском канале (близ Пинска) 27‑я дивизия окопалась, чтобы встретить врага. Завязался бой, который длился целый день. Между прочим, здесь, у деревни Вулька, убиты были наши два кадровых офицера: подполковник Гарныш и командир 13‑й роты капитан Приходько. В 10‑й роте 105‑го Оренбургского полка перебиты были все офицеры и унтер-офицеры, и солдаты приуныли, и вот в это время является в роту сестра милосердия и, видя замешательство солдат, командует: «Братцы, вперед, за мной, ура!» Солдаты бросились за ней в контратаку и отбили немцев. Сама сестра геройски погибла в этом бою. Подвиг ее, описанный в газетах, стал известен в России.

27‑я пехотная дивизия весь период войны 1916 года провела непрерывно на фронте, на реке Стоход, где происходили особенно ожесточенные бои. Так, например, 8 августа 1916 года 27‑й пехотной дивизии приказано было перейти реку Стоход и овладеть неприятельской позицией.

106‑й Уфимский полк вместе с 108‑м Саратовским полком под жестоким огнем неприятельской артиллерии перешли реку Стоход и повели наступление; в результате этого боя были взяты австрийские окопы, много пленных и пулеметов. Между прочим, 106‑й Уфимский полк овладел главной высотой, где господский двор, и здесь окопался.

Ночью на 9 августа полк получает новую задачу: идти на помощь 1‑му Сибирскому стрелковому полку, с трудом удерживавшему свою позицию против немцев у деревни Тоболы. День 9 августа отмечен был рытьем окопов и артиллерийской стрельбой с обеих сторон.

Утром 10 августа немцы начали усиленную артиллерийскую подготовку к атаке. Они буквально засыпали участки сибиряков и уфимцев снарядами всех калибров, так, например, из Ковеля за двадцать верст немцы бросали «чемоданы»! Стреляли непрерывно десять часов. Русская артиллерия тоже хорошо отвечала, не так, как в 1915 году, когда не было снарядов. И вот, в шестнадцать часов, немцы повели общее наступление. «В этот решительный момент, – пишет поручик Кияшкин, – командир 4‑го батальона подполковник Абкович (бывший командир 16‑й роты) приказывает своему батальону двинуться в контратаку, впереди были 14‑я и 16‑я роты. Вслед за ними в контратаку двинулись и другие наши роты. Любо было смотреть, как они шли, словно на параде церемониальным маршем, на этот смертный бой! Сблизились, и… завязался штыковой бой. Он длился недолго: часть немцев была переколота, а остальные бежали! У нас потери незначительные. Был случай, что во время этой атаки один татарин 16‑й роты ударил немецкого офицера вместо штыка лопатой, и тот пал замертво на землю… В этом славном бою доблестно погиб наш храбрый командир полка, полковник Зыков, вечная ему память!» (Из письма поручика Кияшкина.) В этих же боях у местечка Логишин погиб уфимец, георгиевский кавалер штабс-капитан Вико.

За всю войну 106‑й Уфимский полк дал среди своих офицеров много героев.

Так, кроме бывших в полку георгиевских кавалеров полковника Борзинского и подполковника Симоненко, прибавились новые кавалеры ордена Св. Великомученика Георгия: штабс-капитан Вико и капитан Покровский; поручик Шеин – кавалер Георгиевского золотого оружия; и произведены за боевые подвиги из капитанов в подполковники: Гарныш (убит у деревни Вульки Гал.), Корибский, вышеупомянутый Шеин, Левшановский и Абкович. Все они кадровые офицеры-уфимцы!

Очевидно, боевые заветы покойного доблестного командира полка К. К. Отрыганьева, также награжденного, уже после смерти, Георгиевским золотым оружием за отбитие атак немцев в бою под Сталупененом 25 октября 1914 года (Высочайший приказ 10 июня 1915 г.), все время жили в полку среди офицеров, и несомненно, что и среди унтер-офицеров, и рядовых полка также много проявилось героев, вроде этого молодца – «татарина 16‑й роты», – лопаткой вместо штыка поразившего врага!

Какое счастье, что Уфимский полк получил в лице нового командира полковника Зыкова – героя, кавалера Георгиевского золотого оружия, умевшего воспитывать на самой войне своих офицеров и водившего полк к победам.

Мы, сидя в плену, с умилением читали сообщения в письмах о жизни полка на фронте. Так, поручик Кияшкин (впоследствии – подполковник) писал: «Мы часто вспоминаем о всех вас, находящихся в плену. Командир полка полковник Зыков обыкновенно во время общих обедов в офицерском собрании – на Р. X., Новый год, Пасху (если полку случалось стоять в резерве) – поднимал тост и за всех пленных уфимцев – офицеров и солдат, и тост этот всегда сопровождаем был несмолкаемым «ура»! «Значит, – думали мы, – наш полк хорошо разобрался в трагедии 20‑го корпуса и знает, как мы попали в плен!» Это было для нас величайшим утешением в наших мыслях о позоре плена.

Какое горе, что герои недолговечны: полковник Зыков, водивший свой полк от славы к славе, так скоро погиб в бою, вечная ему память!

Между прочим, из писем того же поручика Кияшкина мы узнали, что полк воевал все время без знамени. Все в полку знали, что знамя во время боев полка в составе 20‑го корпуса было закопано в августовских лесах, но не подозревали, что немцы полтора года спустя, уже в конце 1916 года, нашли и откопали его.

Мы, пленные, первые узнали об этом и горевали тогда, что наше, свышевековое, знамя, найдено и попало в руки врагов… Но вот теперь, спустя семнадцать лет, я читаю в газетах почти аналогичную историю о находке немецкого знамени французами, тоже на месте бывших кровавых боев. Знамя старого гвардейского полка, которым когда-то командовал сам Гинденбург, также найдено было значительно позже того времени, когда происходил бой.

Какая же заслуга приобрести такое знамя не в бою, когда нужен особенный подвиг самопожертвования, а в мирной, спокойной обстановке! И вот, Франция такое знамя возвратила Германии.

Я уверен, что и Германия в свое время также вернет будущей, не большевицкой, России знамя 106‑го пехотного Уфимского полка, тем более что это знамя в опасные моменты самых грозных боев было сохранено полком и только в критический момент было закопано в землю, причем немцы нашли его лишь через полтора года усиленных поисков в Августовских лесах, на месте бывших здесь когда-то сражений, и, конечно, только благодаря предательству.

Ясно, что честь 106‑го Уфимского полка здесь была вполне сохранена, полк на законном основании продолжал существовать и, как мы с восхищением узнали, продолжал победно защищать свою Родину от врага.